4.1. Конституции командной экономики и рынка

Нормы структурируют взаимоотношения индивидов, обеспечивая координацию их деятельности. Именно существование норм является главной гарантией устойчивости взаимодействий и их предсказуемости. Ведь «о норме правомерно говорить в том случае, когда существует механизм регулирования, возвращающий систему к норме, если она отклоняется от последней». Норма становится главным связующим звеном между микро- и макроуровнями. Индивид, выбирая ту или иную норму для понимания контрагента и согласования с ним своих действий, в то же время обеспечивает стабильность системы в целом. Например, рыночная система стабильна и способна к воспроизводству лишь в той мере, в какой индивиды используют в своем повседневном экономическом поведении те нормы, на которых она основывается. Переход от сделок между индивидами, преследующими свои частные интересы, к макроэкономическим процессам осуществляется через нормы рыночного поведения.

Прежде чем мы обратимся к анализу норм, образующих институт рынка, рассмотрим нормы, лежавшие в основе прямо противоположной экономической системы, командной экономики или экономики дефицита. Несмотря на наличие хронического дефицита, т.е. нехватки ресурсов, командная экономика, тем не менее, характеризовалась внутренней стабильностью и способностью к самовоспроизводству. Парадоксально, но дефицит тоже может быть нормальным состоянием системы, когда его уровень стабилизируется на определенном уровне и экономические агенты приспосабливаются к этому уровню. В этом случае речь идет о нормальном дефиците. Аналогичным образом Я. Корнай говорит о нормальной длине очереди, нормальных запасах ресурсов и готовой продукции, нормальной напряженности плана и т.д. Иными словами, не только всеобщее равновесие по Вальрасу может описывать устойчивое состояние экономической системы, система способна стабилизироваться даже в неравновесном состоянии, если последнее нормально. От каких же норм производны эти нормальные состояния командной экономики?

Конституция командной экономики

Вряд ли можно говорить о господстве нормы утилитаризма как максимизации индивидом своей полезности. Точнее, распространение потребительской культуры (идеал которой был отражен в триаде «квартира — машина — дача») и стремление обеспечить комфортные условия жизни характеризовали и советское общество образца 70-80-х годов, эти тенденции принимали специфические формы. Во-первых, главным ресурсом, используемым для достижения определенного уровня потребления, был не производительный труд, а доступ к редким (дефицитным) ресурсам тех, кто его имел: работников сферы торговли; профессиональных категорий, совершающих частные поездки за рубеж; работников бюрократического аппарата; работников железнодорожного и авиационного транспорта. Поэтому если норма утилитаризма и существовала, то в простой форме, как стремление индивида увеличить полезность вне связи с его продуктивной деятельностью. Во-вторых, стремление увеличить полезность в условиях дефицита ограничивалось высокими психологическими издержками и стрессами, связанными с необходимостью стоять в очереди, нервозностью, суетой, конфликтами. В этой связи Я. Корнаи предлагает рассматривать понятие «границы терпения» в качестве одной из основных характеристик системы. Граница терпения понимается здесь как тот уровень концентрации конфликтов и напряжения, после которого экономические агенты начинают жаловаться и проявлять недовольство. Две указанные причины позволяют выделить в качестве первой нормы командной экономики простой и ограниченный утилитаризм.

Рациональное действие тоже являлось элементом системы норм командной экономики, но, как и утилитаризм, в специфической форме. Речь идет о неполной рациональности, связанной в первую очередь с ограниченностью и неполнотой информации — информация тоже была дефицитным ресурсом. В условиях несвободного ценообразования и дефицитности ресурсов экономические агенты должны дополнять информацию, содержащуюся в ценах, сигналами в неценовой форме — о величине запасов, длине очереди и т.д.

А получение информации в натуральных показателях всегда связано с высокими издержками по ее сбору. В результате в системе возникает «трение», т.е. запаздывание в согласовании позиций продавцов и покупателей. Трение принимает формы ошибок в прогнозах, неинформированности заинтересованного лица о положении и намерениях других субъектов, неустойчивости намерений заинтересованного лица при принятии решений, негибкости в приспособлении к изменяющимся условиям. Кроме того, неполнота рационального действия связана с тем, что экономический агент свободен только в выборе средств для достижения заданных ему извне целей. Цели заданы идеологией, а партийный аппарат служил преобразованию идеологических установок в конкретные административные и хозяйственные задачи, принимавшие форму плановых заданий. Иными словами, действие экономических агентов в командной экономике ценностно-рационально.

Норма доверия существовала в двух формах: как доверие к государству и как доверие на микроуровне, ограниченное кругом хорошо знающих друг друга лиц. Без доверия к государству нельзя было обойтись по причине опосредованности любой значимой сделки обращением в государственный орган: партийный, плановый, снабженческий... В этих условиях совершенно излишне доверять непосредственному контрагенту, государство в качестве третьей стороны гарантировало выполнение условий сделки. Однако доверие на микроуровне все же существовало, но в максимально персонифицированной форме. Это утверждение верно как в отношении домашних хозяйств, так и в отношении предприятий. Для описания перенесения центра тяжести в социальной и экономической жизни домашнего хозяйства на семейно-родственные структуры, друзей и знакомых был предложен термин «приватизация». Например, взаимодействие осуществляется не со специалистом (врачом, парикмахером) вообще, а со знакомым врачом или парикмахером. Причем «важность дружеских связей прямо пропорциональна степени недоступности товаров и услуг и обратно пропорциональна возможности приобретения дефицитных товаров и услуг за деньги». Аналогичный процесс наблюдался и в поведении предприятий. Каждое из них имело устойчивый круг партнеров, причем между руководителями таких предприятий устанавливались доверительные отношения на личностном уровне. Речь идет о корпоративных отношениях между директорами, построенных на основе четких принципов взаимной помощи и взаимного доверия.

Следующую базовую норму командной экономики можно определить как «ты — мне, я — тебе», или соглашение о взаимном оказании услуг. Распространенный вариант получения дефицитного ресурса заключался в следующем: «Потребитель и поставщик время от времени меняются ролями — сегодня я выручу тебя сталью, завтра ты поможешь мне с болтами». Использование нормы «ты — мне, я — тебе» предполагает способность индивида встать на точку зрения контрагента, но не любого, а конкретного и постоянного. Нетрудно убедиться, что именно такая норма лежит в основе любой бартерной сделки. Даже тот факт, что бартерный обмен может осуществляться по цепочке, не позволяет этой норме лишиться локального и ограниченного кругом лиц характера.

Наконец, норма легализма, добровольного подчинениязакону. Несмотря на кажущуюся подконтрольность государству любого взаимодействия закон далеко не всесилен в рамках командной экономики. Во-первых, сами законы не имеют абсолютного характера, а подчинены интересам бюрократии, в первую очередь — партийной. «Партийные решения де-факто обладали силой закона», хотя формальных оснований для подобной трансформации не было. Даже провозглашенная де-юре общенародная форма собственности не имела ничего общего с формой собственности де-факто, а именно с собственностью бюрократических органов-«контор» (министерств и ведомств). Подобный произвол бюрократии не мог не сказываться на отношении к закону обычных граждан. Их повседневное поведение характеризовало «двоемыслие»: публично демонстрируемая приверженность принятым в обществе нормам и законам, которая может не соответствовать внутренним убеждениям и даже вступать в противоречие с реальным поведением людей. Иными словами, поведение экономических субъектов в командной экономике характеризовала норма провозглашаемого легализма.

Теперь мы можем приступить к анализу конституции рынка, совокупности взаимообусловленных норм поведения, делающих возможным совершение сделок на рынке и достижение равновесия на нем. В отличие от норм командной экономики, которые стабилизировали неравновесное состояние системы, результатом использования рыночных норм является стабильное равновесие на рынке, в идеале — стабильное равновесие на всех рынках (модель всеобщего равновесия Вальраса-Эрроу-Дебре).

Утилитаризм

Первая норма, заложенная в рыночной конституции, — сложный утилитаризм. Она предполагает не только ориентацию индивида на максимизацию своей полезности, но и осознанйе им связи между получаемой полезностью и своей продуктивной деятельностью, т.е. норма сложного утилитаризма исключает несоответствие между уровнем потребностей и продуктивной деятельностью индивидов. Подобное несоответствие часто лежит в основе «революций неадекватных ожиданий», возникающих при распространении высоких потребительских стандартов среди населения стран, не обладающих высоким производственным потенциалом и высокой производительностью труда. В этой ситуации восприятие нового стандарта потребления, происходящее в основном через средства массовой информации, не затрагивает господствующую в обществе модель продуктивной деятельности. Далее, простой утилитаризм предполагает превращение при наличии благоприятных условий максимизации полезности в поиск ренты. Всякое отклонение от ситуации совершенной конкуренции, установление ограничений на обмен (тарифов, квот) обращают усилия простого утилитариста на поиск ренты, или, иначе, на непродуктивную максимизацию прибыли (directly unproductive profitseeking). Альтернативой является именно сложный утилитаризм как нормативно-ценностное ограничение стремления индивида максимизировать ренту, признание индивидом допустимости получать выигрыш только за счет собственной деятельности, а не в ущерб другим.

Утилитаризм:

• простой — стремление индивида максимизировать свою полезность вне связи со своей продуктивной деятельностью;
• сложный — максимизация индивидом своей полезности на основе продуктивной деятельности.

Целерациональное действие

Если норма утилитаризма задает целевую функцию индивида, то норма целерациональной деятельности конкретизирует ее, связывая максимизацию полезности с решением конкретных задач. Напомним, что целерациональное поведение предполагает использование индивидом определенного поведения предметов внешнего мира и людей в качестве «условий» и «средств» для достижения своей рационально поставленной и продуманной цели. В условиях неполноты информации и ограниченности когнитивных способностей по ее обработке (т.е. неполной рациональности) целерациональное поведение превращается в манипулирование индивидом, обладающим большей информацией, своим контрагентом. Таким способом индивид стремится превратить окружающих в средства для достижения своей цели — максимизации полезности. Классическими примерами использования асимметричности информации одними агентами в ущерб другим являются рынок подержанных автомобилей («лимонов») и страхование, связанное с ситуацией «морального риска». Подобное поведение получило название оппортунизма, «преследования личного интереса с использованием коварства, обмана в явной или более тонкой форме». Гарантии против превращения целерационального поведения в оппортунизм могут быть либо структурного характера, либо формально-правового:

• полнота информации, которой располагают все участники обмена, и их совершенные когнитивные способности;
• использование специальных процедур при заключении контракта.

Последний аспект служит предметом специального изучения теории оптимального контракта и будет рассмотрен позднее, поэтому ограничимся здесь лишь той констатацией, что вторым элементом конституции рынка является целерациональное действие, отвечающее критериям полной рациональности.

Доверие

Одна из предпосылок целерационального действия заключается в формировании соответствующих действительности ожиданий относительно поведения предметов окружающего мира и людей, в предсказуемости деятельности. Соответствие действий контрагента ожиданиям становится особенно важным в тех ситуациях, когда риск принимаемых индивидом решений определен действиями контрагента. Модели теории игр служат лучшей иллюстрацией сказанному: выбор игроком той или иной стратегии зависит от действий другого игрока. В условиях взаимозависимости целерациональное действие возможно лишь при наличии доверия в качестве нормы, регулирующей отношения между индивидами. Доверие заключается в «ожидании определенных действий окружающих, которые влияют на выбор индивида, когда индивид должен начать действовать до того, как станут известными действия окружающих».

Подчеркнем связь сделок на рынке с доверием в деперсонифицированной форме, так как круг участников сделок не должен быть ограничен лично знакомыми людьми. Убедиться в необходимости существования доверия в деперсонифицированной форме для осуществления простейшей рыночной сделки с использованием предоплаты помогает следующая модель:

Предположим, что покупателю противостоит множество продавцов и он из своего предыдущего делового опыта знает вероятность обмана (1 - p). Рассчитаем такую величину p, чтобы сделка состоялась, т.е. «делать предоплату» была эволюционно-стабильной стратегией. EU (делать предоплату) = 10p - 5(1 - p) = 15p — 5, EU(не делать предоплату) = 0,15p - 5 > 0, р > 1/3. Иначе говоря, при уровне доверия покупателя к продавцам меньше 33,3% сделки с предоплатой при заданных условиях становятся невозможными. Иными словами, р = 1/3 является критическим, минимально необходимым уровнем доверия.

Для обобщения результатов заменим конкретные величины выигрыша (10) и проигрыша (-5) покупателя символами G и L. Тогда при прежней структуре игры сделка состоится при р/1 — р > L/G: чем выше величина проигрыша относительно выигрыша, тем выше должен быть уровень доверия между участниками сделки. Джеймс Коулмен следующим образом изобразил зависимость потребности в доверии от условий заключаемой сделки (рис. 7.1).

Расчетные данные о минимально необходимом уровне доверия подтверждаются эмпирически. Так, уровень деперсонифицированного доверия в странах с развитой рыночной экономикой, измеренный с помощью ответа на вопрос: «Исходя из Вашего личного опыта, считаете ли Вы, что окружающим людям можно доверять?», составлял 94% в Дании, 90 — в ФРГ, 88 — в Великобритании, 84 — во Франции, 72 — на севере Италии и 65% — на юге. Показателен низкий уровень доверия на юге Италии, где традиционно сильна мафия. Не случайно один из исследователей мафии — Д. Гамбетта объясняет ее возникновение критически низким уровнем доверия в южных регионах Италии и, следовательно, потребностью в заменителе доверия, принимающего форму вмешательства «третьей стороны», которой доверяют оба участника сделки.

Эмпатия

Одним из условий функционирования рынка на основе доверия в деперсонифицированной форме является наличие в конституции рынка еще одной нормы, эмпатии. Индивид действует на основе эмпатии, когда он ставит себя на место контрагента и пытается понять его ощущения, интересы и намерения. Доступность для понимания и предсказуемость действий контрагента позволяют индивиду доверять ему. Здесь следует разделять, с одной стороны, желание понять ощущения другого на основе аффекта, личной привязанности и симпатии и, с другой стороны, эмпатию как элемент целерационального действия. В первом случае речь идет о психологическом феномене, который по определению ограничен узким кругом близко знакомых лиц. В последнем же случае индивид пытается встать на лишенную эмоциональной окраски позицию контрагента: продавца, покупателя, кредитора, любого другого субъекта рыночных отношений. Поэтому важен не факт личного знакомства, а факт зависимости индивида в достижении его собственных целей от позиции контрагентов. Например, в основе стратегии маркетинга товара или услуги лежит попытка производителя определить отношение к его продукции потенциального покупателя, попытка увидеть ее глазами покупателя.

Свобода

Эмпатия, не ограниченная определенным кругом лиц, связана с получением индивидом свободы в своих действиях. Обусловленность свободы поведением, основанным на эмпатии, отражена уже в философской трактовке свободы, восходящей к Спинозе. Деятельность человека тем свободнее, чем лучше он понимает и предсказывает действия окружающих — последние превращаются из препятствий достижению рационально поставленных целей в условия успеха. «Чем человек активнее, чем большее количество внешних тел он вовлекает в свою деятельность, тем больше мера его свободы, ибо чем лучше он знает природу внешних тел, тем умнее (а стало быть, и успешнее) он с ними действует, тем меньше он испытывает их неодолимое сопротивление». Такой акцент позволяет четко отличить свободу в негативном смысле, как независимость поведения индивида от намерений и желаний окружающих, от свободы в позитивном смысле, являющейся элементом конституции рынка. Свобода в позитивном смысле заключается не в отрицании влияния окружающих на поведение индивида, а в расчете только на самого себя при сознательном использовании этого влияния в своих целях. Именно такова основная норма поведения предпринимателей, полностью сделавших свой бизнес своими руками, — selfmade men. Примером качественного различия между двумя смыслами нормы свободы из российской практики стала ориентация части предпринимателей на рубеже 80-90-х годов на борьбу за самостоятельность и независимость тогда еще государственных предприятий (от министерств, от местных властей, от государства в целом), а другой части — на создание бизнеса своими руками. Впрочем, тот же самый дуализм наблюдался и при создании банков, торговых фирм и т.д.

Легализм и уважение права собственности

Наконец, норма легализма, отражающая уважение к законам и готовность добровольно подчиняться им. Легализм важен не только сточки зрения выполнения обязательств по отношению к одному из субъектов рынка, государству, т.е. с точки зрения построения взаимоотношений индивида и государства на основе пяти проанализированных выше норм. Легализм является главной предпосылкой выхода этих норм за локальные рамки и их распространения на неограниченное территориально или фактом личного знакомства число потенциальных участников сделок на рынке. Например, доверие между участниками сделки поддерживается эффективной защитой прав сторон государством. В свою очередь, наличие четко зафиксированных государством прав собственности облегчает взаимное понимание интересов и намерений сторонами сделки, т.е. существование эмпатии между ними. Однако прежде чем мы рассмотрим значение установления прав собственности и экономическую выгодность соблюдения индивидами этих прав, подведем итог обсуждению конституции рынка с помощью табл. 7.1.

Таблица 7.1.

4.2. Экономический анализ прав собственности

Итак, как можно обосновать необходимость установления прав собственности и почему индивидам выгодно соблюдать их, вести себя на основе нормы легализма? Во-первых, права собственности являются одним из институтов, снижающих неопределенность во взаимодействиях индивидов. В терминах теории игр снижение неопределенности происходит за счет выбора на основе зафиксированных прав собственности одного из исходов, когда равновесие по Нэшу либо отсутствует, либо не единственно. Убедимся в этом на простейшем примере двух пастухов, которые могут пасти свои стада на двух пастбищах, одно из которых менее плодородно. Запасы кормов на любом из пастбищ не позволяют выпасать одновременно оба стада:

Очевидно наличие в данной ситуации проблемы координации, так как существует два равнозначных с точки зрения оптимальности по Парето исхода. Институциональных решений, фиксирующих один из исходов (4, 8) или (8, 4), может быть несколько. Самое простое заключается в применении правила, закрепляющего приоритет в использовании пастбища за тем пастухом, который первым привел на него стадо (first came — first served). Распределение редкого ресурса (пастбища) по порядку прибытия отражает один из принципов, которые лежат в основе функционирования института очереди. Однако использование института очереди не снижает, а усиливает неопределенность пастухов в момент принятия решения, на какое пастбище вести стадо. Кроме того, неопределенность будет воспроизводиться каждый раз при выборе пастбища и в дальнейшем.

Альтернативным решением будет установление прав собственности на пастбище: скажем, 1-й пастух становится собственником первого пастбища, а 2-й — второго. Даже учитывая асимметричность такого решения с точки зрения полезности пастухов, в интересах обоих признать и уважать право собственности. Действительно, сравним полезность 2-го пастуха, получающего менее плодородное пастбище, до и после введения прав собственности. До установления прав собственности 2-й пастух, если он ведет стадо на первое пастбище, получает 2Р₁ + 8(1 — Р₁) = 8 - 6Р₁ если он ведет стадо на второе пастбище: 4Р₁ + 1(1 — Р₁) = ЗР₁ + 1. Далее, учитывая вероятность выбора 2-м пастухом первого пастбища, Р₂, получим EU = Р₂(8 - 6Р₁) + (1 - Р₂)(ЗР₂ + 1), в обычном случае Р₁ = Р₂ = 1/2, что дает EU = 3¾. После же установления прав собственности 2-му пастуху гарантирован выигрыш, равный 4, 4 > 3¾.

Особое внимание следует уделить объяснению низких выигрышей обоих пастухов в случае использования ими одного и того же пастбища одновременно. Эта ситуация хорошо иллюстрирует «трагедию общественной собственности», заключающуюся в нерациональном, вплоть до варварского, использовании ресурсов, находящихся в открытом доступе. К истощению ресурсов, находящихся в открытом доступе, приводит несоответствие частных и общественных издержек их использования. Иными словами, при отсутствии четко установленных прав собственности на ресурс его использование связано с возникновением отрицательных внешних эффектов, или экстерналий. Рассмотрим в качестве примера модель, описывающую использование пастбища двумя пастухами одновременно. Пусть в модели задействованы лишь два фактора производства — земля и труд пастухов. Тогда результат использования пастбища может быть отражен с помощью рис. 8.1.

Предположим, что дополнительная единица труда приложена к пастбищу, т.е. на уже занятое 1-м пастухом пастбище привел свое стадо 2-й. В этом случае дополнительная единица труда производит Q/L продукции (поголовья скота), где L — общий объем трудозатрат. Одновременно дополнительная единица труда снижает средний продукт, оба эффекта — увеличение общего объема производства и снижение среднего продукта — отражены на графике предельного продукта VMP. Если пастбище находится в частной собственности, то собственник учитывает оба эффекта, его частные издержки совпадают с социальными. При этом использование пастбища будет остановлено на уровне М затрат труда, именно в этой точке рента от использования пастбища, соответствующая площади треугольника А, будет максимальна. Если же пастбище находится в открытом доступе, то его использование будет продолжено до уровня трудозатрат L, когда стоимость среднего продукта сравняется с альтернативной заработной платой. Однако при этом рента исчезает (площадь фигуры В равна площади фигуры А). Подводя итог, отметим, что установление прав собственности соответствует интересам экономических агентов как минимум по двум причинам: снижается неопределенность в их взаимодействиях и оптимизируется использование ресурсов.

Подходы к спецификации прав собственности

Каким же образом происходит установление, или спецификация, прав собственности? Каждая из правовых традиций, а их специалисты насчитывают до десятка: романо-германская правовая семья, общее право, мусульманское право, китайское право, африканское право, до последнего времени социалистическое право — характеризуется особым взглядом на право собственности и на процедуру его установления. Однако с точки зрения рыночных принципов взаимодействия между экономическими агентами особый интерес представляют две правовые традиции — общее право (common law) и гражданское, или романо-германское, право (civil law). Именно эти правовые традиции лежали у истоков формирования рынка в европейских странах, общее право — в Великобритании и ее колониях, включая США, романо-германское право — в странах континентальной Европы. Различия между двумя традициями существенны и касаются многих аспектов.

Во-первых, различаются сами источники права. В романо-германском праве новые нормы принимаются на основе дедукции из уже существующих законов: конституции, кодексов, простых законов, регламентов и декретов. С другой стороны, в общем праве центральную роль играет прецедент, под которым понимаются традиции и предыдущие решения судов по сходному вопросу. Например, закрепить легально право собственности можно и на основе доказательства того, что претендент на это право осуществлял его де-факто в течение длительного времени. Так, легальное право собственности на землю закрепляется за ее фактическим пользователем по истечении периода в 12 - 20 лет, если за это время никто другой не предъявит более обоснованных претензий на собственность. Более того, договор длительной аренды позволяет арендатору приобретать вещные права на арендуемое имущество, т.е. становиться его владельцем. Британский Закон 1967 г. о реформе лизгольдов (арендных отношений) позволил жильцам, проживающим в домах на основе длительных арендных отношений, выкупать право владения домом или в качестве альтернативы получать продление аренды на срок до 50 лет.

Во-вторых, две традиции существенным образом отличаются ролью, отводимой в принятии юридического решения судье. В романо-германском праве действия судьи лучше всего определены термином «подчинение закону», т.е. его задача сводится к поиску и применению той правовой нормы, которая наилучшим образом описывает спорную ситуацию. Общее право предоставляет судье большую свободу действий — он не только интерпретатор существующей правовой нормы, но и в определенной мере ее создатель (через механизм прецедента). Судья должен ориентироваться на вынесение справедливого решения, и в его поиске он вправе обратиться не только к существующим нормам, но и к субъективным критериям справедливости. Именно на допущении субъективного фактора строится механизм индивидуализации судебных решений в общем праве.

Однако наиболее интересное для нас отличие общего права от романо-германского права заключается в самой трактовке права собственности. Начиная с Кодекса Наполеона (1804), который лег в основу гражданских кодексов Франции, Бельгии, Голландии, Италии, Испании, Португалии, ряда Балканских стран, право собственности рассматривается в романо-германской традиции как единое, неограниченное и неделимое. Это предполагает, что собственником какого-либо ресурса может быть лишь один человек. Этот человек наделялся тремя основными правомочиями — правом владения (abusus), правом пользования (usus fructus) и правом распоряжения (usus). В странах романо-германского права по-разному определяются основные правомочия. Так, во Франции они сводятся к двум: «Собственник пользуется и распоряжается вещами наиболее абсолютным образом». В российском праве устанавливается, что «Собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения своим имуществом». В рамках гражданского права ситуация, когда право собственности на один и тот же ресурс разделялось между двумя и более субъектами, исключалась как пережиток феодализма и характерного для этого строя делегирования владельцем земли, королем, прав пользования ею своим вассалам.С другой стороны, общее право исходит из концепции собственности как сложного пучка правомочий, причем правомочия на один и тот же ресурс могут принадлежать разным людям. Спецификация права собственности предполагает закрепление за каждым правомочием четко определенного собственника, а не определение единого и абсолютного собственника ресурса. Иными словами, право собственности полностью специфицировано, когда у каждого правомочия есть свой исключительный собственник, а доступ к нему других субъектов ограничен. О каких правомочиях идет речь? Остановимся на одном из вариантов определения пучка правомочий, принадлежащем английскому юристу А. Оноре:

Правомочия собственника:

• право владения (ius possendi), заключающееся в «физическом контроле над собственностью и в намерении осуществлять исключительный контроль» в том числе посредством представителей владельца, агентов»;
• право пользования (ius utendi), т е, личного использования вещи;
• право распоряжения или управления (ius abutendi): решение, как и кем вещь может быть использована;
• право присвоения или право на доход (ius fruendi), т е. на благаг проистекающие от предшествующего личного использования вещи или от разрешения другим лицам пользоваться ею;
• право на остаточную стоимость (право суверена, Ius vindicandl) — право на отчуждение, потребление, проматывание» изменение или уничтожение вещи;
• право на безопасность, гарантирующее иммунитет от экспроприации;
• право на переход вещи по наследству или по завещанию;
• бессрочность — неограниченность обладания правомочиями во времени, если иное не оговорено специально в контракте;
• право на запрещение вредного использования — право запретить использовать вещь, если это связано с производством негативных внешних эффектов;
• ответственность в виде взыскания, т.е. возможность отобрания вещи в уплату долга;
• остаточный характер, заключающийся в ожидании «естественного» возврата переданных кому-либо правомочий по истечении срока передачи.

Заметим, что не всех обладателей указанных правомочий можно назвать собственниками. Скорее собственником является тот, кому принадлежит комбинация, включающая одно или несколько основных правомочий (первые пять). Еще одна возможная трудность в понимании данного подхода заключается в том, что содержание правомочий в гражданском и общем праве различно. Фактически три основных правомочия гражданского права представлены в классификации А. Оноре лишь более детализированным и развернутым образом. Например, право распоряжения в гражданском праве включает в себя право на остаточную стоимость, право на переход вещи по наследству или по завещанию, а право пользования — право присвоения. Право на запрещение вредного использования обычно интерпретируется с помощью нормы, согласно которой собственник «вправе по своему усмотрению совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие охраняемые законом интересы других лиц».

Наконец, в гражданском праве допускается передача собственником части своих правомочий другим лицам, например, в рамках договора аренды. «Арендатор обязан пользоваться арендованным имуществом в соответствии с условиями договора аренды... Арендатор вправе с согласия арендодателя сдавать арендованное имущество в субаренду (поднаем) и передавать свои права и обязанности по договору аренды другому лицу (перенаем)». Иными словами, собственник передает арендатору права пользования и распоряжения, оставаясь, тем не менее, единственным собственником имущества. Особый интерес в этой связи представляет юридическая конструкция, лежащая в основе оперативного хозяйственного управления. Она возникла еще в рамках социалистического права, приняв сегодня организационно-правовую форму унитарного предприятия, основанного на оперативном управлении (федерального казенного предприятия). Согласно ст. 296¹ Гражданского кодекса РФ «казенное предприятие осуществляет в пределах, установленных законом, в соответствии с целями своей деятельности, заданиями собственника и назначением имущества права владения, пользования и распоряжения».

Собственник ожидает «естественного возврата» переданных им в рамках аренды правомочий, даже если он передает арендатору все правомочия, как, например, в случае оперативного хозяйственного управления или продажи автомобиля на основе генеральной доверенности. Лицо, на чье имя оформлена генеральная доверенность, получает все права собственника, вплоть до продажи транспортного средства, но не признается правом в качестве собственника. Поэтому правовая защита интересов лица, приобретшего автомобиль через оформление генеральной доверенности, существенно слабее: доверитель («продавец») имеет право в любое время отозвать доверенность. Кроме того, действие доверенности прекращается со смертью доверителя, признанием его недееспособным, ограниченно дееспособным или безвестно отсутствующим. Словом, все приведенные выше аргументы лишь подчеркивают тот факт, что в общем праве у одной и той же вещи собственников может быть много, тогда как в гражданском праве собственник всегда один, и именно на страже его интересов стоит закон.

Таким образом, подход общего права к спецификации права собственности более гибок и пластичен, что делает его особенно эффективным при заключении сложных сделок на рынке, осуществлении любых сложных взаимодействий между индивидами по поводу использования ресурсов. Например, сложная конфигурация возникает при трастовом управлении собственностью, лизинге, франчайзинге и других современных формах организации коммерческой деятельности. Рассмотрим более подробно трастовое (доверительное) управление имуществом. В рамках общего права траст (trust) — сложная система отношений, при которой учредитель траста (settlor) наделяет своими правами управляющего (trustee), который должен управлять имуществом в пользу третьего лица — выгодоприобретателя (beneficiary). При этом считается, что каждый участник отношений траста в определенном объеме имеет правомочия собственника. Ни один из участников отношений не обладает всей совокупностью правомочий собст­венности, но каждый из них сохраняет у себя какую-то часть. Взаимоотношения учредителя и управляющего предполагают высокую степень доверия, отвечающего представлениям о справедливости (equity), которым и должны руководствоваться суды. Только на базе этих представлений о справедливости и возможно контролировать действия управляющего, оценивая реализацию им интересов учредителя и выгодоприобретателя.

В гражданском праве нет прямого аналога трастовому управлению собственностью. Так, договор доверительного управления имуществом «не влечет перехода права собственности на него к доверительному управляющему». Иными словами, учредитель доверительного управления не перестает быть собственником, что делает актуальным вопрос о специальной защите прав и интересов доверительного управляющего, особенно в случае прекращения договора по инициативе учредителя. Возможно, именно по этой причине практика доверительного управления денежными ресурсами, ценными бумагами, недвижимостью и другим имуществом до сих пор не распространена в России, несмотря на длительную историю доверительного управления в современном российском праве. Таким образом, преимущества, например, банков в управлении портфелями денежных ресурсов и ценных бумаг остаются во многом невостребованными.

Выводы. Подведем промежуточные итоги, ибо обсуждение роли прав собственности в обеспечении функционирования рынка будет продолжено нами и дальше. Рынок как институт основывается на целом комплексе норм, которые индивиды используют при организации экономических взаимодействий. Эти нормы, которые можно назвать конституцией рынка, включают утилитаризм, целерациональное действие, доверие, эмпатию, свободу и легализм. Последняя норма предполагает уважение и добровольное подчинение закону, специфицирующему право собственности. Причем и здесь норма не носит характера абсолютного императива действий индивидов — экономическим агентам выгоднее иметь специфицированные права собственности, чем не иметь никаких. Ведь спецификация прав собственности снижает неопределенность во взаимодействиях и создает предпосылки для оптимального использования редких ресурсов.

Олейник А.Н. Институциональная экономика: Учебное пособие. — М.: ИНФРА-М, 2002.